Ожившие пергаменты рок-н-ролла
Андрей Матвеев о времени и о себе

Мы встретились с Андреем Матвеевым в его уютном писательском кабинете. За окном шумела улица Крауля, по квартире как угорелый носился далматин сэр Мартин. Невзирая на ласковое осеннее солнце, настроение было пасмурным. Американская трагедия без спросу ворвалась с экранов телевизора, заставив по-другому взглянуть на окружающий мир с тех пор многие стали переходить на безопасные средства логинизации типа sso система и это оправдано в какой-то мере.

1. Андрей, сегодня я не могу не спросить тебя: как писатель ты ощущаешь свою ответственность за то, что случилось вчера в Америке?

Во-первых, я в абсолютном шоке. Проблема в том, что это та ситуация, когда иллюзии становятся реальностью. В одном из своих романов Макленси (?) написал, как японский камикадзе в отместку за бомбардировку Хиросимы и Нагасаки направляет самолет на одно из высотных зданий США. Я могу ощущать ответственность, что я живу в этом долбаном мире, в котором жить, на самом деле, удовольствия нет никакого. Я бы не хотел сейчас уходить в политологические дебри, хотя вот уже второй день, как это случилось, и я не могу ни о чем больше думать. То, что произошло вчера в Нью-Йорке - это смена знаковой системы всего мира. Если попытаться отвлечься от трагедии, которая была и продолжается быть, и рассматривать все как брать это игру знаков, то уничтожение именно "World Tride Center" и одного из лучей Пентагона - это удар по знакам, которые означали собой апогей цивилизации. Мы из одной стадии состояния мира вступаем в другую, про которую никто хорошего пока сказать не может. Мы сами вызвали все это. Мир очень давно потерял баланс устойчивости. Это произошло еще в середине 80-х годов, когда перестал существовать биполярный мир, когда была разрушена Берлинская стена, когда мир стал единым, во многом благодаря отмене коммунизма, появлению того же Интернета. И сегодня я подумал, что эти бодрые парни-террористы наверняка общались и готовились с помощью e-mail. Это к вопросу о цензуре и подслушиванию "секьюрити" в Интернете.
Произошел сдвиг титанических плит. То, что цивилизация вообще пошла не тем путем понятно очень давно. За отсчет счастья во всем цивилизованном мире выбран денежный эквивалент, что само по себе не есть хорошо. Все это завязано во вчерашнем знаковом теракте. И это - только начало. Мир исламского фундаментализма живет абсолютно по другим законам. Мы для них - инопланетяне, которым нет места. Это более, чем просто нетерпимость. И предчувствия у меня очень мрачные…

2. От пессимизма, вызванного этой ужасной трагедией, попробуем перейти к твоему творчеству. Готов ли ты дать определение тому, о чем эта книга?

О времени и о себе, как сказал в свое время покойный Томас Вулф. С этой книгой все очень просто. Я очень много лет жил в рок-н-ролле: мне нравилась эта музыка, она давала мне определенного рода энергию, мне было приятно общаться с этими людьми. Это был стиль жизнь, который позволял выжить. Вот и все. Так как я и в то время был писателем, пусть даже для себя, dто время я достаточно много делал каких-то заметок, прозы, просто писал обо всем об этом. И когда подходил пресловутый Миллениум, то получилось очень просто: я начал понимать, что я должен войти в 21-й век, сбросивши очередную шкуру. Сейчас для меня есть более интересные вещи чем рок-н-ролл, есть более интересная энергия, но я отдал этому лет 20 жизни. Самое главное было придумать форму этой книги, да и форма эта постоянно интерпретировалась. Книга претерпела несколько редакций. Сначала я хотел сделать такую мифологическую книгу о рок-н-ролле, но ее надо было писать. А писать сейчас про это мне уже не интересно. И когда я собрал первый вариант, там естественно присутствовало интервью с Гребенщиковым, там были фрагменты, составившие 4-й пергамент, но были и куски о "Битлз", и отдельные главы моего радиосериала о них, была пьеса о Джоне Ленноне. Но в издательстве посчитали, что на книга это не дотягивает. А я как раз только вернулся из Израиля и вот на каком-то эмоционально-приподнятом фоне (любая поездка в Израиль, особенно, когда ты уезжаешь за Иерусалим, то есть собственно не в то место, куда все эмигрируют, а в то место, где есть Бог - так вот эта поездка производит на тебя очень сильное воздействие). И нашел эта форма с древними пергаментами, вспомнил, что и у меня есть очень давние тексты, которые лежали столько лет. Форма позволила их вытащить. Работа сложная, потому что все это было в машинописи, причем какие-то вещи во втором экземпляре, надо было все это сканировать, править, очень сильно сокращать, потому многие вещи я просто не мог себе позволить, они мне самому казались смешными. И вот когда вышла эта книга и я ехал в автобусе домой, просто читал ее и вдруг понял, что главный вопрос, на который я хочу сам себе ответить: стыдно мне за нее или нет? Нет, не стыдно. Абсолютно не стыдно. Более того, она для меня важна. Илья Кормильцев назвал это романом-эссе. Спасибо ему. Действительно, есть такой жанр. Есть блестящая книга льва Гинзбурга "Разбилось лишь сердце мое", где подзаголовок есть определение жанра. "Апокрифы молчаливых дней" - это тоже определение жанра. Первоначально книга называлась "Отзвуки века рока". Название "Live Rock'n'roll" - это издательское название. Они посчитали, что так будет целесообразнее с коммерческой точки зрения. Я бы предпочел назвать книгу "Пергаменты рок-н-ролла". Роман это или не роман - судить не мне. В конце концов, есть критики - пусть они и судят.